– Отказались? – растерялся пожилой чародей. – Почему?
– Это была наша судьба, – с торжественной серьезностью провозгласил Най, и Дан едва не подавился кашей. – Иначе кто знает, сколько одиноких путников сгинуло бы в этих краях!
– Шалопаи! – усмехнулся вслед ушедшим мальчишкам оставшийся наедине с Ромаром старик. – Но именно из таких получаются лучшие маги.
Усмешка сделалась задумчивой:
– Хорошие ребята. Жалко их.
– Жалко? – не понял орк.
– Да. Вы ведь далеки от магических искусств, не так ли? А в наших кругах о таком беседовать не принято. Но так иногда хочется выговориться…
Идущий отставил кружку с кислым ягодным отваром и внимательно поглядел на магистра, всем видом давая понять, что готов выслушать. Ему понравился этот человек. К тому же волшебник мог рассказать что-нибудь и для него интересное.
– Темные волны – знак близкой беды. Не многие сейчас верят в это. Некоторые считают их спонтанными всплесками, отзвуками каких-то ритуалов, накопившейся за долгие годы возвратной энергией темных чар. Разное говорят. Я же придерживаюсь опыта прошлых веков. Волны – признак грядущей войны. Тьма готовится принять обильную кровавую жертву. И не только я так думаю. Вы ведь идете из Марони? В почин пришли вести оттуда: снова заговорили о белой волчице. Какому-то служителю Илота она привиделась во сне в виде светловолосой женщины в белом платье, стоящей в центре алого пятиугольника, как и волчица на гербе. И это тоже, добрый тэр, не что иное, как знамение войны. Большой войны. Волчица Марони придет в самый трудный час.
– Но при чем здесь эти юноши?
– Эти? Возможно, ни при чем. Но есть еще одна примета: перед войной появляется особенно много одаренных. Таких, как эти мальчики. И чем талантливее они, тем ярче сгорают в пламени битв…
Поутру маги отправились к тому месту, где ночью столкнулись со стаей. Тэр Аргил хотел взглянуть на убитых гулей, пока солнце не обратило трупы в пепел.
Ромара это не интересовало, у орка был свой путь.
– Пойдете дальше на север? – спросил напоследок полукровка.
– Да, тэр Фертран.
– Мы тоже собирались. Но теперь уже и не знаем. В рекомендациях после вчерашнего смысла нет…
Мальчишка весь вечер глядел на него так, словно хотел о чем-то спросить, но не решался. И при прощании явно чего-то недоговаривал. Убийцу это не слишком занимало, он не был любопытен. Но поинтересоваться стоило хотя бы из вежливости и сочувствия к нерешительному юноше.
– Мне кажется или вы хотели узнать о чем-то еще?
– Я? Нет… Да. Я никогда не видел такой техники, как у вас… Точнее, видел однажды. И тогда, в темноте, по тому, как вы двигались, я принял вас за другого. Простите, это, должно быть, странно. Но мне тоже было странно увидеть… его. Появилось чувство, что все это неспроста, что это какой-то знак.
– Возможно, – не стал спорить Ромар.
Не было нужды спрашивать, у кого мальчишка мог наблюдать те же приемы. Жаль, парень не заговорил об этом вчера, орк с интересом выслушал бы, где и когда юный маг пересекался с тем, кого теперь не решился назвать по имени.
Но это определенно был знак. Только не для Фертрана, а для него. Судьба напоминала о цели путешествия. Или давала понять, что он на верном пути.
А в Судьбу Ромар верил. Всегда.
Глава 3
Калитка была заперта. Сэл несколько раз дернул ручку, а потом, подпрыгнув, ухватился за брус над воротами, подтянулся на руках, легко слеветировал и, кувыркнувшись в воздухе, приземлился по ту сторону ограды.
Сидевшую на скамье у крылечка молодую женщину такое представление не порадовало. Зеленые глаза сверкнули гневом.
– Могли бы постучать, юноша.
– Простите, тэсс. А… Тэр Эн-Ферро дома?
О Галле не спрашивал. Еще до того, как в школе стало известно, что она уехала, Сэл почувствовал ее отсутствие. По мере того как она отдалялась от Марони, он ощущал, как что-то уходит из его жизни, делая ее вновь серой и неуютной. Это было странно. Но правильно, словно иначе и быть не могло.
– Он уехал. – Женщина отвела взгляд. – Вернется к выходному.
– Понятно. Простите еще раз. – Юноша попятился назад.
– Галла прислала письмо, – сказала вдруг зеленоглазая тэсс. – Вы ведь о ней хотели узнать? Ну так у нее все хорошо. Остановилась в каком-то поселке в лесу. Пишет, что там красиво. Лечит какого-то мальчика от заикания, поливает дождем огороды, пьет молоко и ест лесные ягоды. Это неплохо, я думаю. Хотя не очень верю в ягоды.
– Я тоже. А давно это было? Письмо?
– Три дня назад. Но она не писала, когда собирается вернуться.
– Ясно. Спасибо. И извините, что я так… – Он дернул калитку, но та не поддалась.
– Там щеколда, нужно нажать.
– Да, конечно.
– А если хотите… Оставайтесь на ужин. Я буду рада. Гости у нас бывают нечасто, а последние дни мы с сыном совсем одни тут. Правда, ничего особенного не предложу. Есть немного копченого мяса, сыр и яйца. А еще картошка. Но ее еще готовить, а я…
От воспоминаний о картошке сделалось весело.
– Можно попробовать почистить, – согласился он. – У вас есть бинты?
Вилиль
Всего пару месяцев не виделись, а изменился Рошан за это время сильно. И взгляд серьезней, и морщин как будто прибавилось: старейшина, одним словом.
– Ты не слишком удивлен, – заметил Лайс в конце своего рассказа.
Сколько держался, решился-таки на разговор, а дракон и бровью не повел!
– Не удивлен.
Объяснение пришло со следующей фразой:
– Я в курсе. Подсматривал за Галчонком временами. Видел, чем она занимается. Девочка выросла. И как волшебница, и как личность.
– Выросла? – Лайс вскочил на ноги, гневно стукнув по столу чашкой с недопитым кофе. – Тебя волнует только то, что она выросла? А то, что она рисковала собой и ребенком, тебе безразлично? То, что ее могли убить, или она сама не справилась бы с призванными ею силами?
– Она ведь справилась? К чему эти разговоры?
Железная логика. Драконья.
– Простите, Хранитель. Вы правы. Не смею больше беспокоить. – Кард развернулся и намеревался уйти, уже обдумывая, где скоротать время до открытия врат на Тар. На душе было мерзко.
– Постой. Не заводись.
Не заводись! Легко сказать.
– Я попробую объяснить, если позволишь.
– А я смогу понять? – с сомнением бросил он через плечо.
– Не уверен, – вздохнул Рошан. – Но я должен попытаться, если не хочу потерять друга.
Эн-Ферро вздрогнул и медленно повернулся к дракону.
– Не называй меня своим другом, – попросил он. – А я не назову тебя своим. Я больше не хочу иметь друзей.
Хранитель недоуменно тряхнул каштановой гривой.
– Я словно дурная примета, Рошан, – пояснил кард. – Мои друзья не задерживаются на этом свете.
– Шикарно, – пробормотал дракон. – И кому из нас нужно выговориться?
– Наверное, обоим.
Жизнь – странная штука, кем бы ты ни был. Она изменчива и полна неожиданностей, и единственное, что ты знаешь о ней наверняка, так это то, что ты ничего о ней не знаешь. Кажется, на Земле жил философ, сформулировавший эту мысль и тем прославившийся… Или прославился он другим? После распитой на двоих бутылки коньяка мысли путались, но до чего же хорошо было сидеть вот так, в мягком кресле, маленькими глотками отпивать из широкого бокала золотистый напиток, обжигавший небо и разливавшийся жаром внутри, и смотреть на танцующие языки пламени…
Пламени?!
– Лайс! Ты мне кабинет сожжешь!
– А, ну и бездна с ним. – Кард подбросил в горящий на серебряном подносе костерок вырванную из настольного календаря страницу.
– И то верно, – согласился Хранитель, возвращаясь к прерванной теме. – В общем, поспорил я с Гвейном. Потом с Аланом поругался. С Палачом, представляешь? А потом задумался…