– Нет, это не лич, поверьте. Кем был Феаст? Теоретиком-артефактором? Даже высшие мастера смерти не всегда умеют провести ритуал как положено.

Продолжать он не стал: Марко, в конце концов, не школьник, и пусть он не некромант, в основах разбираться должен. Настоящий лич, колдун, с помощью темного ритуала заключивший свой дух в тяжело разрушаемую и хорошо припрятанную от посторонних глаз филактерию и этим обеспечивший себе практическое бессмертие после гибели тела, – это одно. А неумерший – совсем другое. И только полный профан станет отождествлять эти понятия. Но ясно, отчего Медведь нервничает: лучше впустить в город чуму, чем истинного лича – эпидемию победить проще.

Однако там, под завалившейся крышей избегаемого вороньем дома, затаился отнюдь не лич, в этом Салзар был убежден. Во-первых, прижизненная специализация магистра Феаста вряд ли давала ему необходимые познания в темной магии крови, и даже займись он изучением этого вопроса самостоятельно, едва ли смог бы достичь необходимого результата. Во-вторых, если бы после убиения чародей в самом деле переродился личем, вопрос с его убийцей решился бы сам собой: подобные твари злопамятны и, хотя планируют свое обращение после смерти заранее, не прощают тех, кто досрочно прервал их полнокровную жизнь, лишив недоступных ходячему трупу радостей. Первыми жертвами личей во все времена становились их убийцы, и колдун-мертвец за прошедшее время должен был бы начать поиск, но по Марони и слухи не ходили о бродящих по улицам мертвецах. А в-третьих, и это главное, Ворон почуял бы лича еще в тот момент, когда тот выбрался бы из кокона. А лич почуял бы его. И пришел бы за ним даже раньше, чем за своим убийцей… Только об этом рассказывать Марко необязательно – в каждой профессии свои секреты и риски.

– Это не лич, – повторил он. – Неумерший. Не знаю, что удерживает его дух в теле… И его ли это дух. Но в любом случае стоит попытаться его расспросить.

– Думаете, он станет беседовать с вами? Эти существа безумны, как я знаю.

– Он сохранил речь. Сохранил способность к волшебству. Возможно, и память. Нужно попытаться. А если не получится, попробуем его уничтожить.

– Попробуем? Разве недостаточно будет сжечь тело?

– В данном случае – нет. Рискуем взамен неупокоившегося мертвеца получить неупокоившийся дух. Нужно разобраться, что его держит. Но это – моя специализация, справлюсь.

– У вас как раз появилась возможность себя проявить. – Марко кивнул в сторону дома.

Проследив за его взглядом, Салзар ответил мрачной усмешкой и пошел в сторону обветшалого жилища.

Неумерший стоял в дверном проеме, поджидая гостя, а его ободранная любимица заняла место на левом плече, с шипением выгибая прорвавший истлевшую шкурку хребет. В свете заходящего солнца выбравшийся из сумрака разоренных комнат мертвец выглядел зловеще: резко выдавался вперед заострившийся нос, скулы грозились разорвать сухую натянутую кожу, обнажая белесый череп, а редкие, но вздыбленные седые волосы до плеч создавали впечатление, что его голову окутывает туманный ореол.

Некромант приближался к нему не спеша, оценивающе разглядывал длинную сухопарую фигуру, пытаясь по уровню исходящей от нее силы определить, с чем все-таки довелось столкнуться.

– Ты… кто… – повторило странное порождение Тьмы. Голос его не был похож на человеческий: ссохшиеся связки трупа вряд ли были в состоянии издать хотя бы звук – в посвежевшем вечернем воздухе звучала магия.

– Я хочу поговорить с вами… магистр Феаст.

– Феаст… – бесцветно повторил мертвец. Это имя не вызвало в нем эмоций.

– Я хочу вам помочь, магистр. Найти и наказать того, кто сделал это. – Палец Салзара указал на распахнувшуюся мантию, туда, где чернела присохшая кровь.

– Сделал… это… – эхом прозвучали сотканные посмертным волшебством слова.

На костлявой ладони неумершего сверкнул радужный шар.

– Сделал… это… ты… кто…

Увернувшись от парализующего заклятия, магистр Салзар успел подумать и о том, что речь еще не признак разума, и о том, что созданное неумершим плетение могло быть и смертельным.

Призвав в помощники Воздух, азгарец сплел тонкую серебряную сеть, и дружественная стихия услужливо обернула обездвиживающую, блокирующую магию паутинку вокруг шагнувшей на шаткое крылечко мумии. Но когда осталось лишь закрепить плетение, наложив замок [3] , сидящая на плече старика кошка выбросила вперед когтистую лапку, в черных глазницах увенчанного треугольными ушками черепа вспыхнули синие льдинки, и ловчая сеть осыпалась, выпуская добычу. Хитро! Значит, колдун сотворил зверюшку по своему образу и подобию, наделив ее частью оставшейся ему в послежизни силы. Тогда неудивительно, что обитатели расположенных поблизости домов ничего не замечали: неумерший преспокойно сидел в доме, выставив слабенькую защиту от непрошеных гостей (что-то же отпугивало ворон?), а на охоту отправлял кошечку. Ночью. Ведь в это время суток все кошки серы, даже мертвые. А мелкая нежить, видимо, сохранила в себе остатки животного чутья, раз смогла разглядеть плетущиеся вокруг хозяина чары. Следовало избавить неупокойника от столь сообразительной помощницы.

Магистр некромантии долго не раздумывал. Сорвавшаяся с ладони струя пламени сбила с плеча мертвеца полуразложившегося зверька, и успевший закрыться неумерший злобно захрипел, почувствовав гибель частички себя, заточенной в маленьком тельце.

Но что же с ним самим делать?

С ответом на этот вопрос Салзар так и не определился. Попытаться его пленить, в надежде извлечь информацию из скудных остатков разума, или, не растрачивая энергию, уничтожить порождение Тьмы, разрушив возведенную вокруг мертвого тела защиту?

Его противник от подобных дилемм не страдал. Лишившись четырехлапой подружки, мертвец взбесился, и, хотя раздумья азгарца заняли не более трех секунд, этого оказалось достаточно, чтобы колдун собрался с силами, и обрывки неумершего дара сотворили ринувшийся вперед ледяной рой. Тысяча пчелок, звеня крылышками, в мгновение заставили воздух вокруг остыть, превратив летний вечер в зимнюю ночь, а трава под ногами некроманта покрылась хрустящей изморозью. Несколько волшебных насекомых успели подлететь к нему до того, как он установил щит, и их жала, похожие на тончайшие ледяные иглы, прорвав одежду, вошли глубоко под кожу, пытаясь заморозить бегущую по венам кровь. Хвала богам, для этого их было слишком мало. Снова пришлось прибегнуть к силе Огня, и, убрав защиту, Салзар отпустил от себя во все стороны жаркую волну. Замерзшая трава в короткий миг успела и оттаять, и просохнуть, и загореться, остывший воздух прогрелся, а рой пчел бесследно растаял, как и положено попавшим в тропический зной снежинкам.

Не дожидаясь от неумершего новых попыток, некромант ударил по нему классическим «тленом». Это заклинание использовалось против зомби и неодухотворенных умертвий, магическая формула ускоряла процесс разложения мертвой материи до нескольких секунд. Но с неумершим заклинание не сработало. Тлен пробил щит бывшего инструменталиста, но осыпался вокруг него безвредной пылью, лишь слегка попортив и без того пришедшую в негодность мантию.

Не то! Все не то! Стихийные плетения и заклинания против обычной нежити, возможно, и принесли бы плоды со временем, но времени не было. А сил подобные чары забирали немало. Вокруг того, что некогда было магистром Феастом, появилось лиловое свечение, просигналив о том, что неупокоившийся колдун готовит новую атаку, а Ворон не придумал ничего иного, как усилить свой щит. Если и дальше так пойдет, долго он не продержится.

– Что вы творите, Салзар? – донесся до него гневный оклик Марко. – Вы некромант или стихийник-недоучка? Жечь дохлых кошек и я бы мог. Сожгите мертвеца!

– Нет, и вы не смейте! Стойте, где стоите!

Мало уничтожить тело, надо разорвать его связь с духом. Отпустить обезумевшее от полужизни сознание. Печально, но то, что в нем не осталось ни крупицы разума, стало теперь очевидно.